19 октября открывает свой очередной сезон Камерный «Пятый театр». Зрители увидят премьеру комедии Н. В. Гоголя «Женитьба», поставленную известным петербургским режиссером Анатолием Праудиным. Разговор с ним состоялся в дни работы над спектаклем.
— Анатолий Арнольдович, вы когда-то себя определили как тюзовского режиссера, пояснив, что это тот, кто умеет сконцентрировать внимание людей, далеких от театра. Например матросов, солдат, детей. Вы не отрекаетесь от этого утверждения?
— Как я могу отречься, когда в этом вся моя жизнь… Даже сейчас, когда я отлучен от тюза, все равно ‘мою нынешнюю компанию в театре «Фестиваль» Балтийского Дома составляют артисты из театра для детей.
— Но перемену зрителя вы на каком-то этапе ощутили? Скажем, когда в театр пошли новые русские.
— Новые русские к нам не ходят. Нам нечем их удивить. Им нужны звезды первой величины и совершенно иная постановочная культура. Нам эту публику нечем завлечь.
— Это к счастью?
— К счастью или горю, потому что сегодня театры от новых русских сильно зависят, так как государство не в состоянии обеспечить жизнедеятельность своих учреждений. Театры вынуждены к ним обращаться за помощью. И потому вынуждены учитывать их вкусы и потребности.
— Кто же ходит к вам?
— У меня своя аудитория людей, тех, кто больше 50 рублей за билет выложить не может. Это интеллигенция, а точнее говоря, тот самый средний класс, который в будущем станет реальностью.
— «Пятый театр» тоже сориентирован на такую публику. Скажите, это совершенно незнакомый для вас коллектив?
— Нет, почему, я посмотрел все спектакли этого театра, .когда готовился к постановке.
— Ваши впечатления?
— Очень хороший театр, очень перспективный, в нем сильная труппа с руководством амбициозным и умелым. Это театр, который хочет и может. И я рад, что мы с этим коллективом встретились.
— Омская «Женитьба» тоже тюзовский спектакль?
— Тюзовский, как и все, что я делаю.
— А как же философские глубины?
— Философские глубины не исключают этот жанр. Ведь, простите меня, кто первые тюзовские режиссеры? Мейерхольд и Вахтангов! Они-то были способны в рамках тюзовского спектакля высказаться на глу- . бокие темы. Другое дело, насколько мне лично хватит способности разгадать глубину гоголевских идей.
— Я тут заглянула в ваше досье и обнаружила, что вы — обладатель Госпремии России за спектакль «Алиса в Зазеркалье». Что особенное было в этой постановке?
— Ничего такого. Мы просто внимательно прочитали кэрролловскую сказку, как ее называют. Хотя, скорее, это притча для детей, в которой автор и мы вместе с ним не стеснялись говорить с Нашим зрителем на волнующие темы. Причем мы не делали вид, что перед нами дебилы сидят. Вот почему я и пришел к программе, которая называлась театром детской скорби (в антитезу театру детской радости, — Л. П.).
— Из-за которой всем чиновникам хотелось застрелиться…
— И на только чиновникам, там все застрелились. И поэтому мы смягчили название. Так что сегодня экспериментальная сцена «Фестиваль» под моим руководством исповедует то же самое, но формулировка другая: аналитический театр для детей.
— Скажите, а наличие званий, премий в нашем российском менталитете помогает?
— Да нет, это просто приятный факт.
— И по этой причине вы сняли с афиши звание лауреата Госпремии?
— А зачем об этом писать на каждом углу? Кому надо — знают. Важнее, чтобы фамилию знали, а какими званиями она обладает — это второстепенно.
— Вам часто приходилось вступать в противоборство с чиновниками/
— Не только с чиновниками. Жизнь — это борьба, борьба постоянная, ежедневная. Иногда она обостряется, иногда переходит в позиционную фазу.
— Вы родились в семье с крепкими театральными корнями: ваш отец, Арнольд Кац, и мать, актриса Праудина, известны на всем театральном пространстве бывшего СССР. А дед ваш был основателем Рижского тюза.
— Да, дед был основоположником, а я стал могильщиком. Он поставил в тюзе один из первых спектаклей, а я — последний.
— Получилось мистическое кольцо.
— Никакой мистики, просто круг замкнулся. Причем было ясно уже за полгода, что театр закроют, но Адольф Шапиро дал мне возможность поставить спектакль, который прошел два раза. Если хотите, мы решили так выпендриться: я не пожалел сил, а театр — средств. Вышло красиво.
Иногда разговариваешь с представителями театральных династий и понимаешь, что многие не любят вопроса о том, каково носить известную фамилию. Вас этот момент не напрягает, как сейчас говорят?
— Да эти тонкости моей биографии мало кто знает;
— Почему же, Рижская драма дважды приезжала в Омск на гастроли.
— Уверяю вас, это только в Омске к моим родителям так относятся. Именно в Омске. Даже если в Петербурге ко мне подходят с ностальгическим: Знаете, в 75-м я видел…» — Я сразу спрашиваю: «Вы из Омска?» Естественно, в ответ слышу «да». И потом, чем ближе к Москве, тем пафос к любой фамилии все меньше. И вообще, даже в советское время можно назвать не более четырех фамилий, которые в действительности влияли на умы.
— Так назовите
— Эфрос, Товстоногов, Любимов, Ефремов.
— А сегодня какие бы фамилии вы назвали?
— В Петербурге — Додин, в Москве — Фоменко, Васильев, Захаров.
— Опять всего четверо.
— Их и не бывает много.
— Профессия, конечно, штучная, но, мне кажется, сегодня многое в режиссерском ремесле размывается.
— И не только в режиссерском. В недавно вышедшей Театральной энциклопедиия, например, прочитал про себя, а потом захотел прочитать про папу. И не верю своим глазам: имени Арнольда Каца там нету!
— Невероятно. И какая она после этого энциклопедия и каков профессиональный уровень ее создателей?
— Время такое: все по фигу.
— Про вас говорят, что Праудин не любит сидеть в зрительном зале.
— И правда, не люблю смотреть поставленные спектакли. Зрителей боюсь. Вдруг реакция будет не такая, как хотелось. Это меня очень сильно напрягает.
— Вернемся к омскому спектаклю. Это был ваш выбор Гоголя или предложение театра?
— Это был заказ. Мне заказали «Женитьбу», и мне не приходило в голову выдвигать встречные предложения. Я же понимаю, что у каждого театра есть свои творческие задачи. Кроме того, дай бог, чтобы у каждого были такие заказы.
— Вам не кажется, что режиссер по сути своей диктатор?
— Естественно, ведь кто-то должен организовывать процесс многих и многих людей. Надо, например, заставить 20 актеров входить не туда, а сюда и так далее. Другое дело, что все можно делать мягко и интеллигентно.
— Актеров вы допускаете в соавторы?
— Обязательно. Театр — дело коллективное, тут нет авторов и исполнителей, тут все — авторы.
— Знаю, что вы кандидат в мастера спорта по дзюдо. Спортивные навыки пригождаются в режиссерской профессии, все-таки борьбы в ней хватает?»
— Мы в театре друг другу морды не бьем, да и борьба у нас интеллектуальная.
— Но в реальной жизни это пригождалось?
— Скорее, для самоощущения. И потом, если хорошая спортивная форма, то больше успеваешь сделать. Вот почти два года назад я бросил курить и сразу почувствовал гигантскую разницу: энергии гораздо больше.
— Как же, спортсмен и закурил?
— В первый день призыва в армию я надел форму, посмотрел в зеркало: чего-то не хватает для гарнитура, то есть для образа настоящего солдата, — сигареты. Так и закурил.
— А для настоящего режиссера что нужно?
— Вообще, ничего обязательного нет. Главное, честно заниматься своим делом.
— Уверена, критики будут искать в вашей Женитьбе» отражение’ сегодняшнего дня. Вас не раздражают постоянные сравнения?
— Темы, которые затрагивает Гоголь, -вечные. Как сохранить совесть в жизненных перипетиях. И сегодня, и завтра, и вчера — это для нашего российского интеллигента проблема серьезная. Может, Гоголь и не вкладывал эти темы в свои пьесы, но большие писатели тем и отличаются от маленьких, что их произведения гораздо объемнее замысла создателей.
— А как вы считаете, человек сильно поменялся со времен Гоголя?
— Не знаю, я в том времени не жил. Но даже если изменился, мы не должны это учитывать, иначе все можно превратить в мертвый музей. А это никому не надо.
— Надеюсь, актерам «Пятого театра» удастся подарить омским зрителям именно живой гоголевский спектакль. Удачи вам и с премьерой!
(Людмила Першина. Новое обозрение. 16.10.2002)