ЛУНЕНБЕРГ

Да потому, что в этом случае друзьям семьи не надо выбирать, с кем они: конечно, с вдовой/вдовцом. А если пара развелась, то каждому из друзей надо определяться, с кем из бывших супругов сохранить дружеские отношения.

Это обсуждают лучшие подруги — американки Айрис (Мария Долганёва) и Натали (Елена Лукманова), героини спектакля «Луненберг» (16+), премьеры «Пятого театра». Натали-то как раз в разводе, это она настаивает на том, что Айрис не может быть другом для её бывшего мужа. А вот Айрис — вдова, которой именно сейчас нужна поддержка: ещё сильно горе утраты, но жизнь не щадит, подбрасывая открытия, которых лучше бы не было. Оказывается, у её канадского мужа здесь, в маленьком канадском Луненберге, был не только собственный дом, но и… другая жена.

Такова завязка пьесы Нормана Фостера, канадского драматурга, мало известного в России. Худрук «Пятого театра» и постановщик спектакля Максим Кальсин отмечает, в первую очередь, по-чеховски глубокие — и грустные, и смешные — диалоги Фостера. Эту глубину не только воспроизводит перевод Виктора Вебера, но, пожалуй, и усиливает, давая российскому зрителю ощущение родной языковой стихии.

Скажем, герои, частенько используют знакомые любому пословицы/поговорки. Может, в английском «означающее» у этих выражений и другое, но «означаемое» переводчик предлагает совершенно адекватное и замыслу автора, и нашему восприятию. Держат внимание и остроумные диалоги, например:

— Я — убеждённый холостяк.

— Вы никогда не были женаты?

— Был. Потому и убеждённый.

Это уже Чарли (Евгений Точилов), луненбергский сосед мужа Айрис, третий герой пьесы. С Натали он, как кажется поначалу, затевает интрижку, а для Айрис — источник информации о второй, параллельной, жизни её погибшего мужа.

На развитии отношений этих троих и строится пьеса, но здесь нет традиционного любовного треугольника. Хотя жанр и заявлен как мелодрама, думается, получившийся спектакль сложнее. Да, между Чарли и Натали — «искра» и «феромоны», да, Айрис ревнует Натали: неужели та променяет поддержку подруги на личную жизнь? Но участниками истории становятся и те, кого нет на сцене, но кто — живой или мёртвый — присутствует в жизни героев: бывший муж Натали; её взрослая дочь, сын Чарли — с ними они как родители мечтают наладить отношения; погибшие в авиакатастрофе муж Айрис и его канадская жена, для которой Айрис, сама того не зная, стала «другой женщиной»…

В общем, поворотов, неожиданных для героев и уж тем более — для зрителей, здесь немало. Внутреннее напряжение пьесы позволяет режиссёру решить спектакль без внешних эффектов: весьма условная сценография, почти не меняющаяся по ходу спектакля, не отвлекает от героев, а ставит их в центр внимания зрителя.

«Я всё отдаю мастерству актёров, — говорит режиссёр, — ни пластикой, ни видео-инсталляцией в этой постановке я увлекаться не хочу».

Так и есть: вот Чарли-Точилин перед завершением фразы всего лишь подольше подержал паузу, а зритель уже смеётся.

Да, это настоящий психологический театр. И скупой пластический рисунок оказывается сильным средством выразительности. Скажем, в сценах с Чарли Натали сдержанна, поскольку пока не уверена, можно ли доверять этому человеку; чувственность прорывается как бы неконтролируемо. А вот Айрис с самого начала даёт волю чувствам, они выплёскиваются в гипертрофированной пластике: сначала — боль потери, заем — боль предательства словно скручивают её жгутом, не дают расслабиться. Вначале даже кажется, что этот пластический рисунок противоречит принятым в спектакле принципам. Но пройдя все стадии принятия неизбежного, Айрис становится другой, меняется и её пластика. В монологе у могилы «соперницы» она совсем другая. При этом наполняющие её чувства не менее сильны, но выражены полутонами, потому что это другие чувства: не те, от которых хочется избавиться, а те, которые хочется сохранить в сердце.

Может быть, смерть и лучше развода, но жизнь точно лучше смерти. Кажется, именно к этому всем своим непростым, а иногда почти невыносимым опытом приходят наши герои.

В спектакле два актёрских состава, каждый, утверждают в театре, делает «свой» спектакль. Что ж, это повод ещё раз побывать в «Пятом театре», чтобы увидеть Старосельцеву, Шилякову, Косицина и попасть в другой «Луненберг».